Николай Иванович Пирогов – великий хирург и ученый... А муж?

Каждому из нас прекрасно известно имя великого отечественного хирурга, ученого и педагога Николая Ивановича Пирогова. Основоположник военно-полевой хирургии, топографической анатомии, сосудистой хирургии и русской школы анестезии, создатель знаменитого атласа топографической анатомии, реформатор отечественного медицинского образования…Перечислять его заслуги можно долго – настолько велик вклад этого гения в отечественную медицину и педагогику. А каким он был человеком, мужем, отцом? Попробуем в этом разобраться.

Николай Иванович родился 13 (25) ноября 1810 года в Москве в большой семье Пироговых. Его родители жили дружно – отец славился как примерный семьянин, а мать – как преданная супруга и заботливая мать. Однако, дед, Иван Михеич, был строгого нрава и с женой обращался достаточно сурово. Возможно, здесь следует искать истоки последующего обращения Н.И. Пирогова со своей первой супругой. А пока Николеньку отдают учиться в лучший в Москве частный пансион Кряжева. Свободное время он проводит в кругу семьи и друзей – мальчишеские шалости, чтение книг из обширной отцовской библиотеки, игры с братьями и сестрами в лекаря…Примечательно, что частыми гостями в доме Пироговых были известный профессор анатомии и физиологии Е. О. Мухин и акушер А.М. Клаус. Они часто разговаривали с Николенькой о медицине, целебных свойствах растений, что и способствовало выбору будущей профессии. Позже именно Е.О. Мухин помог 14-летнему Николаю поступить в Московский медицинский университет, хотя прием туда велся только с 16 лет¹.

Его дальнейший профессиональный путь хорошо известен – блестящий выпускник университета прошел подготовку в профессорском институте в Дерпте, где защитил докторскую диссертацию и в 26 лет получил почётное звание профессора хирургии. Позже несколько лет он проведет за границей – преимущественно в Берлине, где будет стажироваться под руководством таких известных хирургов как Шлемм и Лангенбек.

После возвращения на родину Н.И. Пирогов был приглашен на работу в Дерптскую клинику хирургии, которой заведовал профессор Иван Филиппович Мойер. Несмотря на занятость в клинике, где Николай Иванович был ведущим хирургом, он нашел время и на личную жизнь, увлекшись дочерью Мойера Катенькой. «Уже давно думал я, — пишет Пирогов в «Дневнике», — что мне следовало бы жениться на дочери моего почтенного учителя; я знал его дочь еще девочкой; я был принят в семействе Мойера как родной. Теперь же положение мое довольно упрочено — почему бы и не сделать предложение?» И Николай Иванович сделал его, обратившись с предложением-письмом через бабушку Катеньки. «Письмо было длинное, сентиментальное и, как я теперь думаю, — писал Пирогов, через 40 лет, — довольно глупое». Через месяц Николай Иванович получил ответ - отец и бабушка Екатерины весьма сожалели, что должны отказать Пирогову, так как их Катя «уже обещана давно сыну Елагиной, а все обстоятельства и родственные связи благоприятствовали этому браку». Плохое отношение семьи Мойера к его сватовству объяснялось не только тем, что 20-летняя Катенька Мойер давно уже была объявлена невестой Елагина: она вышла за последнего замуж через шесть лет после сватовства Пирогова, а в описываемый период благосклонно принимала ухаживания другого молодого человека. Дело в том, что Катенька Мойер питала к профессии Пирогова отвращение. Она говорила одной знакомой Николая Ивановича: «Жене Пирогова надо опасаться, что он будет делать эксперименты над нею». И передала этой даме слышанные от бабушки рассказы о там, как Пирогов делал тысячи опытов над живыми кошками, собаками и кроликами для изучения разных болезней у людей. Кровь на лекциях Пирогова лилась ручьями, пачкая одежду студентов и профессора, который никогда не обращал внимания на свою внешность и всегда носил белье сомнительной чистоты, будучи полностью поглощен своей работой.

После отказа Мойеров Пирогов уже не решался свататься к другим девушкам своего круга, хотя у него и были мимолетные увлечения. Однако, все это не давало исхода его «сердечному томлению»; этим не утолялась «овладевшая всем существом сладкая потребность женской любви и семейного счастья». В этот период он переезжает в Санкт-Петербург, где работает на кафедре хирургии в Медико-хирургической академии, а также директором Инструментального завода. Изнурительная работа, чтение лекций в пропитанной миазмами атмосфере анатомической лаборатории, борьба с завистниками – все это закончилось в 1841 году лихорадочным заболеванием Николая Ивановича. Пролежав шесть недель в постели, Пирогов растравлял душу горестными раздумьями о прожитых без любви годах и грядущей одинокой старости. Он снова стал перебирать в памяти образы девушек из знакомых семейств. Одна из них показалась Николаю Ивановичу наиболее отвечающей «идеалу жены человека, самоотверженно преданного науке». Ей оказалась Катенька Березина, одна из подруг Екатерины Мойер. Молодой профессор был уверен, что обретет в ее лице хорошую жену.

Екатерина Дмитриевна Березина происходила из старинной и родовитой дворянской семьи, внесенной в «Бархатную книгу» и гордившейся происхождением от князя Константина Ярославовича, потомка Рюрика. Однако, семья была разорена ее отцом – заядлым картежником, и Екатерина Дмитриевна проживала с матерью в весьма стесненных обстоятельствах. Ее мать, утратившая душевное равновесие после разорения семьи и расставания с мужем, нередко вымещала свои обиды и раздражение на дочери – попреками, а иногда и рукоприкладством. Поэтому предложение блестящего университетского профессора было принято весьма благосклонно, хотя мать Катеньки и переживала по поводу такого мезальянса – девушка из рода Рюриковичей, внучка графа Татищева выходит замуж за разночинца.

Семью невесты смутил и несколько странный способ объяснения с ней Пирогова. Николай Иванович вручил Катеньке обширное письмо, взяв эпиграфом к нему свой эпиграф к «Анналам дерптской хирургической клиники». Но еще больше удивило их самое содержание письма. «Друг нежный, неоценимый, — писал жених, — об одном прошу тебя, — изучай меня и себя, убедись сначала мыслью, что мы, как и всякий для себя, стоим этого, что это изучение, хотя трудное, но возможно, может открыть истинные отношения наши друг к другу, к другим, к свету…». После этого автор письма счел необходимым рассказать своей невесте, молодой невинной девушке, обо всех своих бывших романах. Покаявшись перед ней в своих прегрешениях, Николай Иванович постарался уверить ее, что, «если речь зайдет о прочности любви», то он скажет, что «любовь по своей сущности уже есть одно временное чувство; оно принадлежит только одному возрасту; природа назначила ее для возрождения и обновления; животные, цветы украшаются для чего-то сходного с нашею любовью, только на время».

Не менее интересна и часть письма, где жених описывает свой «идеал счастливого супружества». Он доказывает своей невесте, что ее, как женщину, «врожденный инстинкт и воспитание готовили с ранних лет быть супругой и матерью, т.е. жить для других». Можно только догадываться что почувствовала и пережила молодая девушка, прочитав это «любовное послание». Однако, выбора не было, и после нескольких задержек состоялось весьма скромное венчание².

Вскоре выяснилось, что у супругов разные взгляды на семейную жизнь. Н.И. Пирогов в тот период был, что называется, в большой моде. На его лекции, как писали газеты, народ «ломился», будто это выступления оперной звезды Каталани. На показательных операциях Пирогова студенты, врачи и даже светские дамы стояли в проходах. Стремительно росло количество клиник, куда его приглашали в качестве консультанта. Параллельно он разрабатывал проект анатомического института, где студенты могли бы заниматься анатомией и учиться оперировать. Жену же профессор, как поговаривали, запер в четырёх стенах. Она, со слов современников, «не бывала на балах и даже в театре, чтение романов и короткое знакомство с кем бы то ни было» ей тоже запрещались… Однако, учитывая огромный объем работы, которую ежедневно выполнял Николай Иванович, его преданность медицине, становится очевидным, что в театр и на балы он жену не возил, потому что допоздна работал в клиниках или анатомическром театре. Порой до глубокой ночи он проводил анатомические исследования на замороженных трупах, занимался "ледяной анатомией", в результате чего появилась новая медицинская дисицплина - топографическая анатомия. Он отбирал у жены романы и подсовывал ей взамен ученые журналы, пытаясь обрести в ее лице единомышленницу. Он очень нуждался в тот период в близком человеке, который разделил бы с ними его тревоги и заботы. А их было немало. Начало семейной жизни Николая Ивановича совпало с самым бурным периодом его жизни - периодом осуществления его научных идеалов, борьбы с чиновниками на кафедре, с врагами новшеств как в медицине, так и в педагогике. Вернувшись домой после трудного, насыщенного событиями дня, Пирогов пытался делиться с женой своими мыслями, заботами. Но она, воспитанная в дворянских традициях, нацеленная, прежде всего "услаждать супруга" музицированием и рукоделием, просто не понимала его. Нуждаясь в ее тепле и заботе, Николай Иванович отстранял жену от подруг, потому что она должна была всецело принадлежать ему, как он всецело принадлежит науке. А женщине, наверно, было слишком много и слишком мало одного великого Пирогова³.

Много дней и вечеров проводила Екатерина Дмитриевна одна, со своими думами и слезами. Родные посещали ее редко. Приятельниц завести она не могла — обстановка дома была у Пироговых суровая, аскетическая. Иногда Николай Иванович устраивал вечера, на которые приглашал своих друзей-ученых. Это были главным образом солидные, почтенные господа, преклонявшиеся перед гениальностью Пирогова, дымившие сигарами, говорившие исключительно об анатомии, хирургии и других отраслях медицины. Разумеется, Екатерина Дмитриевна не могла быть полноценной участницей таких вечеров, где ее супруг отдыхал душой, увлекшись разговорами о любимой медицине.

Однако, несмотря на все семейные неурядицы, Екатерина Дмитриевна Пирогова родила 1 ноября 1843 года сына Николая, а 5 января 1846 года — второго сына Владимира, стоившего жизни матери. Она заболела после родов воспалением мозга и умерла в страшных мучениях 19 января, 24 лет от роду.

Через несколько дней Николай Иванович писал своей приятельнице Е. Н. Огонь-Доганьской о смерти жены: «Ее уж нет. Уже нет матери моих двух бедных сыновей. Она оставила меня так скоро, так неожиданно, что я еще не могу свыкнуться с этою мыслью, что я оставлен, что я овдовел и осиротел. Куда ни посмотрю, все кругом меня так живо, так умилительно напоминает мне ее... За что ни примусь, на что ни посмотрю, все она, везде следы ее минувшего существования… Грустно, грустно, невыразимо грустно». Смерть жены и пересуды о семейной жизни (в обществе распространился слух о том, что Пирогов – тиран и деспот) тяжело отразились на Николае Ивановиче. Он не мог продолжать своих исследований, перестал посещать клинику и больницу, прекратил чтение лекций. Он горько упрекал себя за то, что «был эгоистом и немного прилагал труда узнать» Катю по-настоящему. Разумеется, он ее любил, раз после ее смерти даже отказался от занятий делом всей его жизни - медициной. Начальству академии пришлось разрешить ему поездку за границу на полгода по делам анатомического института и для поправления здоровья².

После возвращения из этой поездки перед Николаем Ивановичем вновь встал вопрос о женитьбе. Он очень любил своих сыновей, хотел, чтобы они были окружены материнской заботой. Однако, он был вдовцом с двумя детьми, не скрывал своего намерения жениться по расчету (в том числе – и от потенциальных невест), имел репутацию домашнего тирана. Поэтому нет ничего удивительного в том, что он дважды получал отказ (хотя есть версия, что на попятный в обоих случаях первым пошел именно он, поскольку невесты ему не понравились).

Тогда Н.И. Пирогов подошёл к проблеме с научной точки зрения – как привык это делать в медицине. В статье «Идеал женщины» он создал образ дамы «нового типа», которая светской праздности предпочитала бы самообразование и труд во имя высоких целей. Во время одного из публичных чтений этой статьи внимание Николая Ивановича обратили на молодую женщину, которая, как оказалось, была поклонницей как его самого, так и его взглядов на женщину. Ей оказалась 26-летняя баронесса Александре фон Бистром, аристократка из рода ливонских рыцарей, которая «восторженно читала» «Идеал женщины» и «чувствовала себя «одинокой душой», «не обращала на себя внимания молодых людей, была дика и угрюма. Мать говорила, что Саша смотрит волком. Танцевать она шла как на казнь, но любила заниматься с детьми…»². Вскоре 40-летний профессор говорил уже своей невесте «ты» и с обычной своей откровенностью объяснял ей, что женится ради своих осиротевших детей. Его предложение руки и сердца было принято. В течение нескольких месяцев до свадьбы Пирогов буквально заваливал свою невесту письмами. Ему хотелось рассказать ей все — свои мысли, взгляды, чувства, пуще же всего свои «худые стороны», «неровности характера», «слабости». Он уже не хотел, чтобы она любила его только за «великие дела». Он хотел, чтобы она любила его такого, какой он есть, простого, обыкновенного, «маленького». Любовь Пирогова к невесте была так велика, что он поставил у себя на столе ее дагерротип, а также гипсовый слепок с руки, который время от времени целовал. Как это не похоже на его отношение к первой супруге! Вероятно, это связано, во-первых с более спокойным периодом в его жизни, а во-вторых с тем, что он, наконец-то нашел по-настоящему близкого человека, с которым мог разделить свои триумфы и поражения, мысли и заботы.

При подготовке к свадьбе Николай Иванович попросил невесту пригласить на время их медового месяца в ее имение бедняков, нуждающихся в операции. Именно работа должна «усладить» первую пору их любви. «Дрогнули» и замерли в ожидании все общие знакомые. А баронесса невозмутимо нашла пациентов для мужа и преспокойно ожидала его в своём имении⁴. «Больные съезжались из окрестных сел и городов десятками и сотнями. Походный операционный стол всегда был занят, все было забрызгано кровью. При всех этих операциях, ампутациях, резекциях и других хирургических действиях Николаю Ивановичу усердно помогала его молодая жена…»². Она же стала идеальной матерью для сыновей Пирогова.

Этот брак оказался на редкость счастливым. После выхода Н.И. Пирогова в отставку супруги поселились в селе Вишня. Здесь Николай Иванович продолжал заниматься любимой хирургией – пациенты приезжали к нему со всей России. Жена была его ближайшей помощницей и сподвижницей. Однако, современники отзывались о ней весьма нелестно. Считалось, что она была меркантильна и в этом отношении дурно влияла на супруга. Под ее влиянием Пирогов стал брать с больных деньги. Иногда она взимала плату с больных за его спиной. Между тем, следует вспомнить, что Александра Антоновна старалась обеспечить необходимые блага для Пирогова. Блага —это не только хорошо налаженный быт. Это и койки, нанятые для сельских пациентов, и аптека, и поездки по государственным делам (даже на театр войны) за свой счет, и переиздания книг, весь доход от которых шел в пользу неимущих студентов. Росли сыновья Пирогова от первого брака (общих детей с А. фон Бистром у него не было). Требовались средства на их обучение. Поэтому, хотя Александра Антоновна, возможно и переусердствовала в своем практицизме, но копила не для себя, больше для супруга и его детей. Упрекали Александру Антоновну и в том, что под ее влиянием изменилось мировоззрение Пирогова, повернулось к религии, мистицизму⁵. Но, как бы то ни было, нет сомнений в том, что искренне любила Николая Ивановича и была всецело ему предана.

В последние годы жизни, когда он тяжело болел и мучительно уходил, супруга терпеливо ухаживала за ним. После смерти мужа Александра Антоновна по его завещанию пригласила учеников Пирогова, которые забальзамировали тело по рецептам своего учителя и поместили в фамильный склеп⁴.

Итак, жизнь великого ученого и врача была полна страстей, причем не только научных. Он жил полной жизнью – творил, терзался муками и сомнениями, любил…Да, любил обех своих жен, каждую по-своему. Но его истинной великой любовью и призванием была конечно же медицина. Именно ей он посвятил свою жизнь.